Владимир Богомолов, директор зоопарка: «Я во всех смыслах боец: если мне брошен вызов – приму его»

В довольно узком кругу сильных личностей и мощных профессионалов цельные натуры – центр в виде пусть жирной, но точки. Пожалуй, Владимир Богомолов в эту точку попадает. Известность к нему прилетела, в прямом смысле слова, в конце девяностых. Созданный им центр «Крылья» объявил войну наркомании и алкоголизму. Над этими донкихотами смеялись, их пытались не замечать. А когда они становились особенно надоедливыми – даже гнобить. Но «Крылья» продолжают летать и сегодня. И у них уже появилось тело в виде нескольких сотен «протрезвевших». А что делает Богомолов? Не оставляя в покое людей, он вдруг принимается устраивать жизнь зверей – соглашается стать директором зоопарка. Сегодняшний гость нашей редакции признался, что ему всегда было интересно разобрать человека до болтика. Мы попытались сделать с ним то же самое. Кто перед нами?
Сильный мужик?
– Первый вопрос подсказывает ваша фамилия: знаете ее происхождение? Возможно, среди предков были служители церкви или примерные христиане?
– Честно говоря, не изучал родословную. Примерный исторический путь предков знаю. Прадеды и деды по маминой линии приехали в район Троицка из Украины. В Сибирь их сослали уже с Урала. Объявили кулаками. Из ссылки они вновь вернулись в Челябинскую область. Предки отца из Пензенской губернии. А фамилия мне самому очень нравится. Когда очень спешу, то сокращаю свою подпись – иногда получается «Бог». Но люди этого не замечают. (Улыбается.)
– Чем занимались прадеды?
– Крестьянами были, конечно. Я своего прадеда Константина со стороны мамы хорошо помню. Мне было 14, а ему 101 год. Крепкого здоровья был человек. Хотя питание в ссылке – не самое лучшее. Они были поселенцами – Обская Губа Тюменской области. Мне бабушка рассказывала, что работали на рыбзаводе, голодно было очень. Но рыбу, которую добывали и солили, есть не дозволялось, следили за этим строго. Редко удавалось, спрятавшись за бочки, отведать рыбину...
– То есть в семье не было врачей, но вы выбрали медицину? Что стало причиной?
– Сельское хозяйство. (Смеется.) Лето я чаще всего проводил у бабушки-дедушки в Кунашакском районе. Ни о каком море тогда даже не знал и не мечтал, потому что родители не могли себе позволить такой отдых. Поэтому жил все лето в деревне. Друзей у меня в деревне не было. Коровы, овцы, гуси, утки, куры – вот с кем я там общался в основном. Часто оставался один, было время подумать о смысле бытия. Вот и доразмышлялся.
– Чтобы работать в крестьянском хозяйстве, надо быть физически не слабым.
– Да я вполне взрослый мужик был. 85 килограммов весил в девятом классе. Это чистые мышцы – я серьезно тренировался уже тогда. Еще мальчишкой на турнике раз 30 мог подтянуться и 50 раз делал подъем-переворот. С 12 лет колол дрова, мне это доставляло огромное удовольствие.
– Какие виды спорта нравились?
– Меня не спорт интересовал, меня интересовало тело – его возможности. Тренировался сам, по науке. Я знал, какую мышцу и как надо развивать. Для этого очень много читал, в 9‒10 классе одолел курс физиологии за мединститут. Человек интересовал меня более всего: его психика и физиология. Профессиональный был интерес. Поэтому проблемы с профориентацией не было. Я знал давно, что пойду в медицину, и готовился к этому. А не поступив в медицинский институт после 10 класса, пошел работать на самую «передовую» – санитаром в приемный покой Первой городской больницы. Там можно было лучше всего познакомиться с профессией – на войне как на войне. Тогда я мечтал стать хирургом, а потому особый интерес вызывала операционная.
Не шизоид и Овену не брат?
– Складывается впечатление, что вы с детства полагались только на себя?
– Тип такой – интравертированный экстраверт. Я всегда ориентируюсь на свои внутренние координаты.
– Вы – единственный ребенок в семье?
– Есть старший брат, но он совершенно другой, хотя, если вы верите в гороскопы, у нас один и тот же знак – Овен.
– Но в городе-то – в школе, во дворе – друзья были?
– У вас, наверное, впечатление сложилось, что я – шизоид какой-нибудь? Довольно много друзей было в городе. И сейчас широкий круг общения: музыканты, ученые, врачи, бизнесмены. В деревне просто не мог найти близких мне по интересам ребят. А Центральный район Челябинска – мой район, и 138 школа – моя школа. Я здесь родился и мимо вашего офиса каждый день бегал в школу. Во дворе собирались по вечерам, слушали радио «Свобода», Севу Новгородцева, сегодня многие мои друзья – известные музыканты. У нас были прогрессивные взгляды.
– Наш нынешний мэр тоже учился в 138 школе.
– Мы учились в одной параллели с Михаилом Юревичем. Он – в «А», я – в «В». Параллель дружная была. Тесных дружеских отношений у нас с Михаилом Валериевичем не было, но общались, и сейчас общаемся. Один район! Здесь не встретиться невозможно. Даже если будешь только своими делами заниматься, раз в две недели упрешься в другого человека, живущего в этом же районе.
– В футбол вместе играли?
– Нет. Он другими видами спорта занимался – в хоккей, по-моему, играл. А я тогда единоборствами увлекался. Честно сказать, я только сейчас учусь играть в футбол. Из меня неплохой защитник получается (Смеется.), я боец такой, в пределах допустимого. А в этом районе я только несколько месяцев не живу, на Северо-Запад переехал, да на два года в армию уходил. После того, как год отработал санитаром в больнице. Служил в Первой отдельной бригаде охраны Министерства обороны и Генерального штаба.
– Ого! Как попали туда?
– Там, конечно, нужны были определенные внешние данные. Но самое главное, мы прошли серьезное тестирование ММPI, это 500 вопросов. По тем временам было очень необычное дело. Часть была элитной, а служба – службой, никто дачи не строил. Все время в карауле. Плюс наша рота выполняла функции почетного караула. Мы похоронили кучу людей из генералитета. А на выборах за Бориса Николаевича проголосовали всей частью в 1989 году. Нам пришла разнарядка голосовать за других, но тогда уже можно было отдать голос, за кого хочешь. Никто особо не диктовал.
– Не было мысли после службы в такой части сделать военную карьеру?
– Армия уже тогда посыпалась, молодые лейтенанты думали, куда уйти. Служить стало невозможно. А я только врачом мечтал быть.
Человек ренессанса?
– После армии, наверное, легко было в мединститут поступить?
– Я льготами не воспользовался, хотя у меня была медаль «За отличия в воинской службе», которая давала дополнительный балл при поступлении. Но мне и этот балл был не нужен, потому что без проблем сдал все экзамены. Я очень хорошо подготовился – в карауле всегда был с учебниками.
– Но вы изменили мечте быть хирургом?
– Это было уникальное время, ренессанс психотерапии в стране. В Советском Союзе до перестройки не было психиатров, их в известное время расстреляли и психотерапию запретили. В годы моей учебы она стала разрешенной, и кафедра психиатрии мединститута насыщена была различными семинарами. Это было так интересно и здорово, с теплотой вспоминаю то время.
– Кашпировский был на экране, Чумак воду заряжал... Не было желания пойти по их стопам?
– Была возможность, а желания не было. Когда в 1999 году был создан центр «Крылья», можно было тоже «раздаивать» родителей, потому что они всегда благодарны за результаты нашей работы. Но я никогда этим не пользовался и не собираюсь. Всегда говорю родителям: если в реабилитационных центрах вас начинают «раздаивать» – бегите.
– Судя по всему, вы всегда были целеустремленным серьезным человеком, неужели никаких искушений? Те же наркотики, к примеру, попробовать?
– Если бы вы знали патогенез, то вопрос был бы совершенно не уместен. Наркотики и алкоголь – не живые существа, которые могут тебя схватить и закабалить. Если есть у человека предрасположенность, то он, единожды попробовав наркотик, станет наркоманом, а если системно употребляет алкоголь – алкоголиком. Я пробовал вообще все наркотики, и как-то говорил об этом в прямом телевизионном эфире. Папа потом долго со мной не разговаривал, потому что я сказал, что абсолютно никакой разницы нет между наркоманией и алкоголизмом. Это стереотип старшего поколения, в их времена не было наркомании. Для нашего общества наркоманы – «крайняя задница», а вот алкоголики умиление вызывают.
– То есть вы поняли, что вам такая зависимость не грозит.
– Я наркотики пробовал исключительно с исследовательской целью, очень много читал книг по эзотерике, психологии, философии. В те времена не только психотерапия стала развиваться, но эзотерические направления. Этих людей называют визионерами, кто пытается с помощью различных веществ изменить – расширить – сознание. У нас в городе визионеров было много, большая часть их уже погибла от наркомании. Очень жаль, что прогрессивные по тем временам люди избрали этот путь. Вещества, изменяющие сознание, идут с человеком уже четыре тысячелетия. И весь опыт трансцендентного поиска связан с ними. Но я понял одно, что сознания эти вещества не расширяют.
– Вы бы Владимира Высоцкого отнесли к визионерам?
– Да, он им и был, и «Нирвана», «Дорз» – это был расцвет визионерства. Хиппи... Там был и Хофман, который ЛСД создал. Это были массовые тренды. Иллюзия существовала, что с помощью этих веществ можно решить человеческие проблемы. ЛСД создавались для лечения шизофрении. Тот препарат, который сейчас известен под названием «Экстази», создавался для семейной психотерапии, чтобы люди симпатии испытали друг к другу. И потом использовать это состояние как эталон... Закончилась иллюзия печально. Почему раньше морфин использовался как лекарство, но не было наркомании? Моя личная теория – потому что раньше люди этим просто не злоупотребляли. Общество на тот момент не было обществом потребления. А сейчас стимуляция потребления привела к этому тренду. Вы же, покупая товар, покупаете эмоции. И производитель, чтобы продавать больше, запускает патологический круг – тебе говорят: вот ты БМВ купил, но сейчас вышла рестайлинговая версия, поэтому ты не можешь ощущать себя настолько комфортно в старой машине, тебе надо доплатить и получить настоящий кайф. А наркотики – это уже апогей, покупка эмоций в ампуле. Рефлекторная дуга – когда вначале вы что-то создаете, по результатам вам выдается бонус (статус, деньги) – сломана. Сейчас все стало не так – вы можете получать все сразу, ничего для этого не сделав.
Борец без упрека?
– То есть наркоманы весь процесс свели к нулю?
– Есть такая наука футурология, которая предрекает плохой сценарий. Если сейчас мы не сможем поднять духовные ценности над материальными, то люди начнут погибать. Только духовный аспект даст возможность выжить и во время кризиса. Кризис-то у нас в голове, только сложно это осознать.
– Это стало причиной создания «Крыльев»?
– Именно это. Я с детства искал смысл жизни, меня не устраивал путь быть просто потребителем: создавать материальные блага и превращать их в потребление. Зачем тогда все? Это называется одним словом – «потреблядство». Выразительное слово, не мной придуманное.
– Где, если не секрет, в ваше время студенты мединститута брали эти вещества?
– В мединституте каждый нормальный студент познавал вообще все. Все таблетки, которые изменяют сознание, там попробованы были. И сочетания различные. Это нормальная практика студента мединститута, так же, как нормально поведение человека, который хочет стать врачом, не отходить от трупа, пока он его не разберет до болтиков. Хотя в Советском Союзе ни наркотиков, ни наркоманов не было. Это действительно так. Были люди, злоупотребляющие медикаментозными средствами. Сидели на барбитуратах – детский лепет по сравнению с тем, что творилось в мире. Мой руководитель в клинической ординатуре кандидатскую защищал по теме «Влияние атропина на сознание». Когда он выступал на предзащите, комиссия долго думала – то ли его посадить, то ли разрешить защищаться...
– Как относитесь к тому, что в Амстердаме разрешены легкие наркотики, которые есть в открытой продаже, при этом запрещено публичное распитие пива на улице?
– Позиция, что есть легкие наркотики, а есть тяжелые – ложная, так же, как мнение, что есть крепкие алкогольные напитки, а есть пиво. Нигде в мире не существует лукавой приставки «слабо» к алкогольным напиткам. Мало того, что она на психологическом уровне действует: «пусть лучше пьют пиво», так и логика страдает – действующее вещество одно и то же – этиловый спирт. Давайте тогда говорить «слабонаркотический героин», просто насыпать в него больше мела – пустышки. У нас родители сегодня детям пиво наливают! Во дворах его подростки на глазах у всех пьют! Сложился обычай употребления пива подростками, и сложили его конкретно агрессивной рекламой. А обычаи сильнее законов. Надо бороться с обычаями прививанием других обычаев, законы тут не помогут. И я лучше буду бороться, чем упрекать себя, что не сделал этого.
– Но, создавая «Крылья», вы были скорее предпринимателем, нежели волонтером?
– Сначала я хотел и помогать людям, и деньги зарабатывать. Сейчас мое представление изменилось – денег на этом заработать нельзя, этот бизнес нерентабелен, если не заниматься тем, что вредит твоему имиджу. А я забочусь о своем душевном состоянии. Прежде всего, что люди обо мне подумают? К тому же идеологическим стержнем нашей программы «12 шагов» является Евангелие. Основная проблема заболевания состоит в отрицании заболевания. Один из первых шагов программы – признать себя больным человеком. До этого человек думал, что он может контролировать себя – вот захочу и брошу. В религиозных постулатах это называется гордыней. А человеку нужно смирение. Только тогда ты увидишь координаты, где находишься. И начнешь двигаться. В состоянии лжи ты никогда не выздоровеешь. И об этом тебе говорят не люди, обчитавшиеся литературой, а те, кто имеет личный опыт выздоровления.
Идущий на вы?
– Сегодня вы еще и директор зоопарка, то есть менеджер. Центр помог вам стать управленцем?
– В менеджменте я все понимаю с детского сада. Потому что в детском саду я руководил детским садом, в школе – школой, в институте – институтом... Я всегда был лидером, если не официальным, то теневым. И меня старались быстро сделать официальным, чтобы народ не уводил в сторону.
– Однако ваше назначение директором зоопарка было неожиданным для многих.
– Даже слишком неожиданным. Но меня надо знать – я во всех смыслах боец: если мне брошен вызов, я его приму. Предложение мне было сделано неожиданно, но я не думал нисколько, сразу согласился. Хотя ситуация была очень сложной.
– Не пожалели сегодня, что приняли этот вызов?
– И даже рад, потому что кое-что у меня уже получилось. Коллектив меня принял!!!
– Пришлось кого-то уволить?
– Сразу уволил несколько человек. Они, с точки зрения функционала, вообще не понятно, что делали, и получали просто космические зарплаты. Зам по ТО и ЧС, например. Зачем? Есть инженер по технике безопасности, и этого достаточно, он успевает все. Зам по строительству – а проблем строительных!!! Еле разгребли.
– Сколько времени проводите в директорском кресле?
– Каждый день, часто задерживаюсь до шести-семи вечера.
– И продолжаете руководить «Крыльями»?
– Это общественная организация, и мне там нечего делать, кроме осуществления глобального руководства какой-то акцией, например.
– Пришлось чему-то снова учиться, заняв должность директора зоопарка?
– Если сравнить уровень подготовки врача и ветврача, то это по уровню подготовки: врач и средний медперсонал. Даже по биологии у меня подготовка ничуть не ниже, чем у ветврача. А по фармакологии, хирургии – выше. К тому же я – организатор, не ветврач.
– Какие сложности на работе более всего напрягают?
– Самое узкое место – нет теплой экспозиции, а потому посещаемость зоопарка зимой крайне низкая. Практически нет ее. А в Екатеринбурге, к примеру, где такие экспозиции есть – посещаемость зимой не намного ниже, чем летом. Мы вот недавно сделали только теплую экспозицию тропических животных, использовали каждый квадратный метр теплого помещения. Сейчас в павильон хищников попытаемся втиснуть выставку птиц. А крайне больное место – это содержание животных в транспортных клетках. Предполагалось, что это явление временное, но нет ничего более постоянного, чем временное. Это местные хищники. Так вообще их нельзя содержать. Хотя, если говорить о перспективах развития, у нас самый лучший зоопарк в России. Нам все завидуют.
– Но денег в связи с кризисом теперь на развитие не будет?
– Я не ищу причин для оправдания бездействия. Вот когда мы «Крылья» открыли, нам же никто не помогал и даже гнобили нас, но я делал то, что считал нужным. Для меня внешние факторы роли не играют, они все равно когда-нибудь изменятся. Главное, чтобы совесть моя была чиста. И в этом случае я буду делать то, что необходимо.
– Вы боретесь с пивом, а есть люди, которые выступают против зоопарков, как на это смотрите?
– Содержать животных в транспортных клетках – это, конечно, сродни професcии палача. Но по животному видно, как оно себя ощущает. Есть такая вещь, как зоопсихология. Животному нужны нормальные условия. Я бы вообще никого не запирал. В цивилизованных зоопарках, где звери содержатся в естественных условиях, я бы сам жил. (Смеется.) Наслышан о Берлинском зоопарке, они законодатели технологий. Там нет ограждений между человеком и животным, их не видно, и животное при этом находится на уровне глаз, как будто ты вместе с ним гуляешь на поляне. Эти технологии давно применяются. Наша концепция рассчитана на такие технологии. Поэтому я изменил свои представления о зоопарках. Раньше зоопарк ассоциировался у меня с клетками, безобразием. А сейчас это прежде всего место экологического просвещения. Ведь многие дети никогда не видели, как курица бегает, кто такой кролик, а лев... Это же просто восторг – голова в полстола. Внутренний мотив для меня всегда крайне важен. Если я не найду такого мотива в себе, никто меня не заставит что-то делать.
Часть океана?
– Есть в нашем зоопарке зверь, которого любите больше всех?
– Всех люблю. Но особенно из наших нравится харза – достаточно экзотичное животное и смотрибельное. Здоровая куница с оранжевой спиной, которая постоянно чем-то занята. Вот росомаха – тоже из куньих, но ее не видит никто. Лишь написано на клетке: «росомаха». А харза, наоборот, любит общение. Для коллекции зоопарка она – гвоздь программы. Купить ее было невероятно сложно, почти невозможно. Но нам это удалось благодаря сложной комбинации. Но это секреты из жизни зоопарков.
– А спонсоры у нашего зоопарка сегодня есть?
– Конечно. Харзу нам купил Дмитрий Черных. Илья Мительман помог купить пантеру с леопардом. Леопарда мы купили как производителя, хочется, чтобы в зоопарке родилась еще одна пантера. Птиц нам обещали братья Рындины подарить.
– Как зоопарк будет встречать Новый год?
– Поставим елку. Бычков и коровок нет у нас – мы на этот раз без символа, вот крыс полно.
– Приходят остатками корма поживиться?
– Мы их специально выращиваем на корм хищникам, должен быть у них живой корм, иначе они будут болеть и поумирают. Поэтому у нас есть виварий. Это благородные крысы специальных сортов. Очень вкусные. (Смеется.)
– Работа и общественная жизнь. Такое впечатление, что на личную у вас времени не остается.
– У меня есть время на все. Я с детства умею планировать свой рабочий день. Когда учился в мединституте, у нас сложнейшие сессии были – на первых курсах уже сдавали госэкзамены. Так я никогда во время сессий не переставал ни тренироваться, ни другие дела делать. Все успевал. Время – оно не линейно, его можно сворачивать и разворачивать. Если ты этого хочешь – времени на все хватит. Не сочтите за хвастовство, мне времени еще на многое хватит. «Мне бы точку опоры, мир бы перевернул», – так говорил древний философ?
– Что, к примеру, успеваете дома делать?
– С дочерью, ей полтора года, погулять. С большим удовольствием готовлю, делаю уборку, мою посуду... Я все делаю с удовольствием. Но ребенок – это особое удовольствие. Сегодняшний момент – это фрагмент подготовки к большой будущей жизни. Все предыдущее время я учился, тренировался – нарциссический этап, когда человек сам себе уделяет много времени. А сейчас я вошел в стадию созидания – жить и творить. Хочу, чтобы у нас женой было много детей. Моей жене еще только 20 лет.
– Где познакомились?
– В кафе. С первого взгляда понравились друг другу. (Улыбается.)
– Новый год будете встречать тоже в кафе или ресторане?
– Дома. В идеале, я бы на море поехал. Меня всегда тянет к воде. Даже от созерцания воды испытываю восторг. Мне очень комфортно, когда рядом открытая вода, я хочу дом у воды купить когда-нибудь. А еще я давно занимаюсь подводной охотой. Охотился в Средиземном море и постоянно – на наших озерах. На любую крупную рыбу. В воде могу проводить по пять-шесть часов – среднее время для охотника.
– Не страшно погружаться на большую глубину?
– Весь фокус вот в чем: чтобы долго находиться под водой, нужно снизить потребление кислорода. А возможно это только тогда, когда достигнешь состояния покоя. Если ты в адреналине – под водой сможешь продержаться буквально секунды. Задержка дыхания зависит не от того, каков размер легких у человека, курит он или нет, тренирован или нет, а только от психологического состояния. Если удастся снизить процент потребления кислорода, то сможешь пробыть под водой очень долго. Я охотился в море ночью, в шторм – это на самом деле жутко, если ты не готов. В море с фонарем, берега не видно, и огромные волны. Нормальным людям мы, конечно, кажемся идиотами. Но фишка в том, что, когда ты спокоен, утонуть невозможно. Надо к морю относиться как к материнской стихии – а это на самом деле так. Мы все вышли из океана. Когда ты перестаешь сопротивляться, успокаиваешься и полностью отдаешься во власть этой стихии – наступает состояние океанического блаженства.
Статья опубликована в разделах: Новости